Читать книгу - "«Лонгхольмский сиделец» и другие… - Виктор Иванович Носатов"

– Господа, я рекомендую вам ознакомиться с проектом генерала Людендорфа, – объявил император. – Он оказался не только великим стратегом, но и прекрасным администратором. Я полностью доверяю ему контроль над оккупированными территориями и утверждаю Эрнста фон Айзенхарт-Роте на должность генерал-интенданта освобожденных нами земель. Думаю, что под нашим контролем Курляндия станет цветущим раем.

Глава VI. Псков (Октябрь-ноябрь 1915 года)

1

Получив новое назначение в Ставке Верховного главнокомандующего, генерал Баташов погожим осенним днем выехал в Псков, где располагался штаб Северного фронта. Любуясь проплывающими в окне лесами, покрытыми осенним золотым багрянцем, и голубыми, словно перевернутое небо, озерами, он размышлял над тем, с чего начать формирование фронтовой контрразведки.

«Прежде всего, необходимо подобрать толковых офицеров, – думал он, – а также опытных судебных работников, благо, что таковых можно отобрать из ликвидируемых в Западном крае учреждений в связи с продвижением неприятеля в глубь империи». Следующей мыслью было, как построить работу на новом месте, чтобы упредить деятельность вражеской разведки не только на участке Северного фронта, но и в тылу.

Развернув атлас Российской империи, которому всегда находилось место в дорожном чемодане, Баташов с лупой в руке обозрел территорию обслуживания фронтовой и армейских контршпионских отделений: Прибалтика, Финляндия, побережье Балтийского моря, Двинский (бывший Петроградский) военный округ. Территория огромная даже по европейским меркам. Конечно же здесь особое внимание необходимо было уделить Петрограду, где большинство заводов работали на оборону, а значит, там всегда будет на первом месте рабочий вопрос. В Финляндии свои проблемы – проявления «центробежных устремлений финнов и шведов», в Прибалтике – столкновения немецких баронов с латышами – представителями коренного населения. Все это представляло живой интерес для немецкой разведки, заинтересованной в вербовке недовольных российским режимом агентов, и должно было непременно входить в сферу деятельности военной контрразведки Северного фронта.

Опираясь на свой богатый опыт, Баташов прекрасно понимал, что в нынешней ситуации функции военного контроля должны быть гораздо шире непосредственного противодействия усилиям вражеских разведок. Сама жизнь заставляла все более и более раздвигать рамки понятия о контршпионаже. Он мог самостоятельно оценивать любую складывающуюся ситуацию с точки зрения оказания помощи боевым действиям войск и принимать решения зачастую на свой страх и риск. И конечно же должен был учитывать в своей работе многие моменты, не предусмотренные в инструкциях и наставлениях.

Правда, никогда раньше Баташов не сталкивался с проявлением финского сепаратизма, который немецкая разведка поставила себе на службу. Будучи в Ставке, он, разбирая в архиве донесения начальников КРО, поступающие к генерал-квартирмейстеру со всех фронтов, неожиданно наткнулся на записку шведского агента, который докладывал, что в конце ноября 1914 года члены финского студенческого комитета в Гельсингфорсе активно налаживали контакты с Германией. С этой целью в Стокгольм прибыли два его представителя – технолог Бертель Паулиг и студент Вальтер Хорн. В шведской столице они при посредничестве Карла Маннергейма (старшего брата генерал-лейтенанта русской армии Густава Маннергейма) встретились с ветеранами сепаратистского движения, которые помогли молодежи составить текст обращения, адресованного германским правительственным кругам. Студенты обращались с просьбой принять финских добровольцев на специальные курсы для военного обучения и помочь в приобретении оружия. 11 декабря 1914 года немецкий посол в Стокгольме Люциус фон Штедтен передал это послание канцлеру Бетман-Гольвегу.

По имеющейся у агента информации, поступившей от неоднократно проверенного источника, немцы благожелательно приняли предложение от финских студентов и намерены оказать им существенную помощь с целью продемонстрировать симпатии Германии по отношению к Финляндии, приобщить финнов к высокой германской культуре, военному духу и в дальнейшем, в случае вторжения Швеции или финляндского восстания, сделать их способными к выполнению непосредственных военных и разведывательных задач на территории княжества.

Этот, несколько запоздавший сигнал требовал немедленной реакции, а на послании агента твердой рукой генерал-квартирмейстера ставки Данилова было начертано: «Проинформировать Бонч-Бруевича и за ненадобностью – в архив».

«Прошло уже больше девяти месяцев и, по всей видимости, „германско-финский ребенок“ уже народился, – с горечью подумал Баташов. – Ведь кто-то из этих студентов уже непременно работает на немцев, ведет разведку и замышляет диверсии. Было бы удивительным, если бы, руководствуясь сложившейся политической конъюнктурой и удобной территориально-географической конфигурацией Финляндии, подполковник Николаи не использовал ее территорию в качестве надежного и многолетнего „плацдарма“ для быстрого и безопасного передвижения своей агентуры и сбора разведывательных сведений о расквартированных там русских сухопутных силах и оборонительных сооружениях. В условиях многолетнего и повсеместного саботажа в Финляндии решений верховной российской власти, о чем Баташов неоднократно слышал от офицеров, побывавших там, надеяться на эффективное сотрудничество с финляндскими властями в вопросах профилактики, розыска, расследования и судопроизводства по делам о немецком шпионаже было просто бессмысленно.

В отличие от простых финнов элита княжества была готова сотрудничать со всеми, кто обещал Финляндии свободу и независимость. Что и говорить, если родной брат генерала Маннергейма, Карл, высланный из России по указу царя за сепаратистскую деятельность, стал в Швеции посредником между финской националистической организацией и немцами. Мало того, он открыто вербовал добровольцев-егерей для обучения военным наукам в германском лагере Локштедт близ Гамбурга. А что, если сепаратистские настроения старшего брата скажутся и на взглядах самого генерала? Недаром же он попал в число людей, поддерживающих замысел англичан, планирующих дворцовый переворот… На сегодняшний день никого из тех лиц, кого майор Джилрой представил мне, как участников заговора, без солидной доказательной базы я обвинить в предательстве не имею права, но попытаться предупредить назревающий в армии и стране заговор против государя я просто обязан, чего бы это мне ни стоило. И начать необходимо прежде всего с ближайшего окружения императора – свиты Его Величества, особенно генералов и сановников, полагающих, что каким-то образом обижены царем».

С этой мыслью Баташов вынул из внутреннего кармана записную книжку, записал на первой странице красивыми готическими буквами: «Густав Маннергейм. В свите Его Величества с 1912 года» – и задумался. Что он знал о начальнике 12-й кавалерийской дивизии Юго-Западного фронта?

Прежде всего то, что барон Маннергейм был выходцем из финской аристократической семьи. По первому разряду закончил Николаевское кавалерийское училище и начал службу в 15-м драгунском Александрийском полку, откуда через два года добился перевода в Кавалергардский полк. Рослый красавец аристократ был приближен ко двору и долгое время подвизался там по конюшенной части. После знакомства с генералом Брусиловым, уже будучи ротмистром, он был прикомандирован к кавалерийской школе, которой тот командовал. Несмотря на достаточно блестящую карьеру, супружеская жизнь кавалергарду не удалась, и, чтобы сбежать